Мазманян Валерий Григорьевич родился 9 июля 1953 года в семье военнослужащего.

В 1975 году закончил Пятигорский государственный педагогический институт иностранных языков.

Живёт в Москве. Работает в ГБОУ Школа № 1912.

Автор книги «Не спросишь серых журавлей».

И клёна жёлтые ладони страницы лета пролистают

Под стук дождя былое снится, проснёшься - и забудешь сразу, и листопад крылом жар-птицы смахнёт листву с дремотных вязов. А день на редкость синий-синий, всё по сердцу в пейзаже русском, погоде радуясь, осины цветастые надели блузки. Боязнь зимы на юг прогонит погожим утром птичьи стаи, и клёна жёлтые ладони страницы лета пролистают. Грустить присуще и природе, и нам - обычно на ночь глядя... тайком от нас сентябрь проводит берёза в золотом наряде.

Сусальным золотом берёзы покрыли мокрые аллеи

За улетевшими стрижами на тёплый юг собрались гуси, и дождь в осенние скрижали вписал строку о нашей грусти. Вставляет утро в рамки окон свои неброские пейзажи, печали разошлись по строкам, надежды остаются блажью. А журавли, срывая голос, опять наобещают встречи, лучом закатным гладиолус осветит бесконечный вечер. Мы, как несрезанные розы, роняя лепестки, сомлели... сусальным золотом берёзы покрыли мокрые аллеи.

И осень нас окрестит берёзовой листвой

Пришли дожди-скитальцы, за ними вслед ветра, а в сквере листьев танцы с заката до утра. Осталась зелень сосен, один виток дорог, сегодня наша осень шагнула на порог. И как судьбу не мерьте, счастливый - кто влюблён, а в жёлтой круговерти грустит багряный клён. Не верь, что спеты песни, что серый день - пустой... и осень нас окрестит берёзовой листвой.

С тобой напишем после запятой

В листве берёзы больше желтизны, в осенних днях немного новизны, дожди с утра вечерний сумрак ткут и цену поднимают на уют. Поплачься, только в память не неси больной румянец на щеках осин, свои печали, голой ветки дрожь, цветок увядший и чужую ложь. Когда грустишь со мной поговори, как капли солнца цедят фонари и как красив на вид со всех сторон, отлитый октябрём из бронзы клён. Дорожки стелет палая листва, со временем всё станет на места... с тобой напишем после запятой - не осень жизни, возраст золотой.

Букетик астр в стеклянной вазе

Осветит хмурый день не солнце, берёза - язычками свеч, ветрам с утра уже неймётся стряхнуть листву с кленовых плеч. Дубы, мерцая старой бронзой, прозрачность сторожат аллей, на разговор потянет слёзный - и укори, и пожалей. Рябины гроздь на голой ветке и окна цвета янтаря дожди рисуют на виньетке в открытой книге октября. Букетик астр в стеклянной вазе хранит тепло любимых рук... и ты не верь избитой фразе, что жёлтый - это цвет разлук.

Берёзы ветрам отдают золотые сердца

У зеркала лужи смывает рябина румяна с высоких обветренных скул, а осень ушла, торопясь, и забыла в вечернем тумане глухую тоску. Прозрачная роща и чёрное поле притихли, уснули до ранней весны, и память ушедшего лета уколет зелёной иголкой пушистой сосны. Пусть нам не дано, ни к чему твои слёзы, стряхнуть паутинку морщинок с лица... но только в осеннюю пору берёзы ветрам отдают золотые сердца.

Белыми нитками снега осень сошьёт вечера

В парке печалится ясень - сумрак, аллеи пусты, ворон в монашеской рясе свитки считает листвы. Время устало от бега - всё по часам, как вчера, белыми нитками снега осень сошьёт вечера. В памяти жухлых растений солнце, дожди, синева, я по разлукам рассеял горькие наши слова. Станешь зимующей птицей - чувства былые вернём... знает душа, чем роднится ветреный март с ноябрём.

Где свет оставил пятна, там россыпи алмазов

Фонарь замёрз, но мажет у наших окон тени, метель из белой пряжи связала шаль сирени. Сугробы спят вповалку, белеют спины, плечи, всегда чего-то жалко в холодный зимний вечер. На ветках снега комья - пушистыми зверьками, уютный сумрак комнат и нежный жест руками. Прильнёшь ко мне - приятно, изменится всё сразу... где свет оставил пятна, там россыпи алмазов.

Белые штрихи ложатся гуще

Оттепель сменила снегопады, хворые сугробы у ограды снова гнут в земном поклоне спины - просят о метелях вечер синий. В скверах клёны растянули сети - ловят благодатный тёплый ветер, в зеркале надтреснутом асфальта мельком отразился призрак марта. В доме тишина и пахнет сдобой, снег пошёл намоленный сугробом, белые штрихи ложатся гуще... радости - спешащим к нам и ждущим.

А звёздная пыль превращается в хлопья

Закатное солнце окрасило охрой соседнего дома последний этаж, без свежего снега сугробы усохли и портят красивый январский пейзаж. У окон к пяти появляется вечер, и тени спешат поудобнее лечь, сдувает в заснеженном скверике ветер пылинками звёзды с берёзовых плеч. В домашнем тепле разговор не торопим, без грусти припомнится, что утекло, а звёздная пыль превращается в хлопья и стайками бабочек бьётся в стекло. Сугробы к земле прижимаются грудью, ночные метели поют про любовь... и утром на белом напишутся судьбы затейливой вязью глубоких следов.

Берёза прятала колени от жёлтых взглядов фонаря

Узоры наносили тени на холст белёный февраля, берёза прятала колени от жёлтых взглядов фонаря. А ветка клёна через серость тянула тоненькую нить, и было грустно, и хотелось о тёплом лете говорить. Трамвая скрип, прохожих топот и поцелуи у перил, под ореолом солнца тополь над нами золотой парил. И поднимался столбик ртутный, и уносил тоску ночей... узнал сугроб морозным утром - в его груди стучит ручей.

Шлейфом белая позёмка тянулась за ночным прохожим

Ушёл февральский день в потёмки, утешил истиной расхожей, и шлейфом белая позёмка тянулась за ночным прохожим. Качали ветки сумрак вязкий, где сеял снег фонарь сквозь сито, твоей душе хотелось сказки, а не обыденности быта. Молчали оба и попутно теней смотрели пантомиму, и знала ты - проснёшься утром и смутным сном припомнишь зиму. Рассветы зазвенят ручьями, напрасно хмурилась сердито... и старый клён, скрипя плечами, дотащит солнце до зенита.